Декабристы в сибири краткое содержание. Кем работали декабристы во время сибирской ссылки

Бурные двадцатые и тридцатые годы ХIХ столетия не прошли бесследно для Сибири. Годы массовой политической ссылки, они имели особое значение в жизни сибирского общества. Царизм оказал услугу сибирякам, ссылая сюда лучших представителей дворянства и буржуазии.

Декабристы принесли с собой в страну изгнания искреннее желание быть полезным приютившему их краю, принявшей их среде.

«Настоящее житейское поприще со вступлением нашим в Сибирь, где мы призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили». Это прекрасно сформулированное Луниным назначение, за редким исключением, усвоили почти все декабристы.

За любимыми в Сибирь последовали М. Н. Волконская, Е. И. Трубецкая,

А. Г. Муравьёва, Е. П. Нарышкина, Н. Д. Фонвизина, А. И. Давыдова, А. В. Ентальцева, А. В. Розен, М. К. Юшневская, невеста Анненкова – Полина Гебль, невеста – Ивашева – Камила де Лантю. Им было запрещено брать с собой детей, они не надеялись увидеть своих близких.

Отношения между крестьянами и декабристами

В 1836 г. , через 11 лет каторги, из Петровского каземата была освобождена большая партия декабристов и выдворена на поселение.

Получив земельные наделы, некоторые из декабристов, например, Трубецкой, тотчас же возвратили их крестьянам, составив акт о добровольной передаче отведённой им земли крестьянскому обществу.

Подобное внимательное отношение декабристов к хозяйственным интересам и нуждам сельского общества не могло не вызвать к ним чувства признательности крестьян; тем более, что сама сельская община испытывала недостаток в земельных наделах.

Что же сделали декабристы для пользы народа?

В 1831 г. В. Ф. Раевский открыл в селе первую школу для детей и взрослых. Ему удалось сломить сложившееся у крестьян неверие в необходимость грамоты, жители Олонок с удивительным упорством и интересом постигали письмо и счет. Умирая, этот последовательный и упорный человек в завещании своём советовал крестьянам построить школу Её построили.

Братья Бестужевы учили местных бурят сеять хлеб, открыли своеобразную ремесленную школу – передавали юным сибирякам навыки ремёсел, наладили производство маленьких, но удобных для гористых забайкальских степей двуколк- сидеек. Эти повозки существуют в Сибири и до наших дней, их называют «бестужевки».

И. Якушкин добился разрешения организовать школу в Ялуторовске, здесь преподавали по ланкастерскому методу, тому самому, с помощью которого учили декабристы солдат в своих воинских частях перед восстанием на Сенатской площади.

Впервые в Сибири стали обучаться девочки. Такую же школу открыли декабристы в Тобольске.

Замечательный врач Фердинант Богданович Вольф не только лечил людей бескорыстно, но и сражался с процветающим в Сибири знахарством. А, переехав из Урика в Тобольск, принимал участие в создании первой в этом городе школы для девочек, преподавал естествознание, пояснял природу вещей невежественным людям.

Они брали на воспитание детей, устраивали школы, в доме Волконских на окраине г, Иркутска возник театр, а в доме братьев Бестужевых в Селенгинске – первая в Восточной Сибири картинная галерея. Они изучали жизнь сибирских народов, предрекая им великое будущее

Они писали о подземных кладах Сибири, ей предопределяли декабристы высокую роль в будущем России. Они учили аборигенов сеять хлеб, они впервые в Восточной Сибири начали выращивать овощи, применять удобрения, строить механические молотки они изучали особенности климата, открыли можно сказать, первую службу погоды в Сибири.

Трудно оценить всё то, что сделали декабристы в Сибири. Но самым важным и самым сильным остаётся их политическое влияние на общество. В захудалом селеньице Урик, в трёх десятках вёрст от столицы Восточной Сибири – Иркутска, декабрист М. Лунин писал резкие антиправительственные сочинения. Он сделал убийственный анализ пятнадцатилетнего царствования Николая I (1825г. по 1841г.), раскрыв его бездарность как в делах внутренних, так и в вопросах политики.

Вместе с Никитой Муравьёвым, тоже поселённым в Урике, Лунин пристально изучает «Донесение следственной комиссии» по делу декабристов. Их анализ этого документа доказывает не только несостоятельность»Донесения», но ложность его.

Работы Лунина и Муравьёва помогал переписывать и распространять декабрист П. Ф. Громницкий, поселённый поблизости – в Бельском; в Иркутске появляется группа людей, разделяющих эти взгляды. Лунин писал антиправительственные письма своей сестре Уваровой.

Тридцать лет провели декабристы в Сибири, и каждый из дней их пребывания на каторге и на поселении был днём борьбы, днём работы; они утверждали в сознании людей идеалы «Русской правды», они предвидели их будущее.

Когда после смерти Николая I была объявлена амнистия декабристам, из дальних краёв вернулись живыми лишь немногие.

И всё же они вышли победителями

Сибирь стала им вторым домом, второй родиной. Здесь жили их друзья, здесь подросли их воспитанники.

За всё, что дали декабристы крестьянам Восточной Сибири в течение тридцати лет тосного сожительства с ними, они получили достойную награду: добрую память о себе в веках! Крестьяне завещали своим детям чтить память декабристов, этих лучших людей, каких только знала сибирская земля в первую половину прошлого века. Потомки свято сохраняли этот завет. И теперь их дело вызывает острый интерес, восторг и восхищение силой Духа. Их творчество скрупулезно исследуется в научных обществах, музеях современной творческой интеллигенцией.

Приговоренные к каторжным работам, сразу же были направлены в Сибирь. Многие из них первое время отбывали наказание в различных государственных тюрьмах (Шлиссельбург, Динабург, Кексгольм, Свеаборг и др.). Первая партия осужденных декабристов была отправлена в в конце июля 1826 г. Они были помещены в Нерчинском горном округе на Благодатских рудниках, где работали более года в крайне тяжелых условиях. К концу 1827 г. в Нерчинске было сосредоточено около 100 декабристов. Однако сочло это место ненадежным, и осужденных перевели в Читинский острог. Здесь они жили в общих комнатах и страшной тесноте. В августе 1828 г. декабристам было разрешено снять железные кандалы, и условия заключения были несколько смягчены.

Некоторые жены декабристов (М. Н. Волконская, Е. И. Трубецкая, А. Г. Муравьева), несмотря на все препятствия, чинимые им со стороны властей, и уговоры родных, отправились в конце 1826 г. в Сибирь, чтобы разделить участь своих мужей. За ними потом последовали и другие. Надо было иметь большое мужество, чтобы решиться на такой шаг. Этот благородный поступок вызвал восхищение всех прогрессивных людей России, получил широкий общественный резонанс и был воспет в русской литературе. С А. Г. Муравьевой (женой ) А. С. Пушкин передал свое знаменитое послание декабристам: «Во глубине сибирских руй храните гордое терпенье…» Поэт выражал свое глубокое сочувствие и веру в торжество дела, начатого декабристами. Муравьевой грозило тяжкое наказание, если бы стихотворение было обнаружено, но она не испугалась и передала его осужденным. Хорошо известен ответ поэта-декабриста А. И. Одоевского: «Струн вещих пламенные звуки до слуха нашего дошли…», написанный им в Читинском остроге.

В 1828 г. член Общества соединенных славян, активный участник восстания Черниговского полка И. И. Сухинов предпринял попытку организовать восстание в Зерентуйском руднике, чтобы затем освободить всех заключенных каторжан Нерчинского округа. Заговор вследствие предательства был раскрыт. Сухинов покончил с собой, остальные сообщники были казнены. Среди декабристов Читинского острога также обсуждался план побега. После раскрытия заговора в Зерентуйском руднике от этого плана отказались.

Заговор в Зерентуйском руднике встревожил Николая I. Было решено построить для декабристов новую тюрьму на Петровском заводе, расположенном в пустынном месте, в 600 км от Читы. В августе - сентябре 1830 г. заключенных перевели туда. В новой тюрьме осужденные были размещены по отдельным камерам. Здесь было просторнее, чем в Читинском остроге, но также сыро и темно, потому что окон не было и свет проникал из коридора. Только в результате упорной борьбы заключенных и их родственников, длившейся несколько месяцев, удалось получить разрешение на прорубку окон в камерах.

В Читинском остроге, а затем на Петровском заводе декабристы работали по нескольку часов в день. Весной и летом они выполняли земляные работы по засыпке оврага или по исправлению почтовой дороги. Осенью и зимой мололи муку на мельнице. Некоторые декабристы увлекались ремеслами. Среди них были портные, сапожники, столяры, часовые мастера и др. В Чите и на Петровском заводе осужденные через жен, приехавших к ним, получали русские и иностранные газеты, журналы и книги.

Среди декабристов было много образованных людей, стоявших на уровне знаний своего времени. На каторге возник своеобразный «университет» или «академия», где читались лекции, доклады и проводились занятия по различным отраслям знаний. Осужденное усиленно занимались изучением иностранных языков. Среди них были люди, которые в совершенстве знали английский, французский, немецкий, классические и другие языки и охотно обучали им своих товарищей. На литературных вечерах А. И. Одоевский, П. А. Муханов, М. А. Бестужев выступали с чтением оригинальных и переводных произведений. Н. А. Бестужев, увлекавшийся живописью, создал галерею портретов декабристов и их жен.

В такой атмосфере усиленных научных занятий, напряженного интеллектуального труда, оживленных идейных споров проходила жизнь декабристов на каторге. Большое место в обсуждениях и беседах декабристов занимали не только общественно-политические вопросы, но и история тайного общества. Собравшись вместе, они имели возможность сопоставить разнообразные сведения о деятельности и программе организаций, о восстании 14 декабря 1825 г., о следствии. В результате этих оживленных бесед все более ясным становилось значение тайного общества, его роль в борьбе против крепостного права и самодержавия - борьбе, отвечавшей интересам прогрессивного развития страны. Сведения, почерпнутые из этих бесед, послужили для некоторых декабристов одним из источников при написании мемуаров.

Из воспоминаний И. Д. Якушкина, А. Е. Розена, Н. В. Басаргина и других декабристов известно, что еще в Читинском остроге сложилась большая артель, которая получила свое организационное оформление позднее на Петровском заводе. Возникновение артели было вызвано тем, что материальное положение заключенных на каторге было далеко не одинаковым. В то время как одни получали от родственников значительные суммы, большинство не привезло с собой денег и не могло надеяться на помощь близких и, действительно, ничего не получало-

Учреждение артели на общественных началах укре-пилб материальное и моральное положение неимущей, демократической части осужденных и способствовало сплочению декабристов, находившихся на каторге. Большинство декабристов придавало принципиальное значение артели и рассматривало ее не только как хозяйственную ассоциацию, но как коллектив людей, близких по своим убеждениям и политическим взглядам.

Помимо большой артели существовала малая, средства которой составлялись из добровольных взносов. Целью ее было оказание помощи неимущим для первого обзаведения на поселении. Она продолжала существовать под управлением И. И. Пущина и после выхода всех осужденных па поселение.

По отбытии каторги местами поселения декабристов были назначены различные центры Сибири, где они находились под неусыпным надзором властей. Городничие ежемесячно сообщали губернскому начальству о поведении каждого декабриста. Эти сведения через генерал-губернаторов Сибири поступали в Петербург. Переписка декабристов подвергалась строгой цензуре. Вопрос о доставке писем декабристов адресату окончательно решался в III отделении. Поэтому декабристы и их корреспонденты предпочитали не касаться в письмах, посылаемых по почте, общественно-политических вопросов, если же затрагивали их, то высказывались очень осторожно.

В Сибири перед декабристами встала задача: каким путем в новых условиях служить тем целям, которые были выдвинуты освободительным движением 1816- 1825 гг. «Настоящее житейское поприще наше,- говорил М. С. Лунин,- началось со вступлением нашим в Сибирь, где мы призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили». Разнообразная деятельность декабристов в Сибири - просветительная, хозяйственная, литературная - имела общественное значение. Она была призвана разрушить клеветнические измышления, распространяемые царским правительством об участниках тайного общества и его целях, показать, что декабристы руководствовались идеями патриотизма, интересами прогрессивного развития своей страны и народа.

Декабристы много сделали для разоблачения этой клеветы. В своих произведениях они указывали, что их борьба за уничтожение феодально-крепостнической системы, преобразование государственного строя и социальных отношений находит отклик и поддержку в народных массах. М. С. Лунин писал, что преследование членов тайного общества в Сибири «свидетельствует о их политической важности, о симпатиях народа, которыми они постоянно пользуются, и о том, что конституционные понятия, оглашенные ими под угрозою смертною, усиливаются и распространяются в недрах нашей обширной державы».

Основанные Якушкиным и другими декабристами в Ялуторовске училища являлись культурными очагами в Сибири и содействовали просвещению народа. Однако в условиях феодально-крепостнической действительности и реакции, особенно усилившейся после революции 1848-1849 гг. в , эта деятельность декабристов не могла получить широкого распространения.

Декабристам было разрешено вернуться в европейскую часть только в августе 1856 г.

И.А.Миронова “…Их дело не пропало”

Общего плана размещения декабристов в Забайкалье первоначально не было. Первая партия декабристов: Волконский С. Г., Трубецкой С. П., Оболенский Е. П., Артамон Муравьёв, Давыдов В. Л., Якубович А. И. и два брата Борисовых П. И и А. И. — была отправлена в Нерчинский завод, на Благодатский рудник. Прибыли они 25 октября 1826 года, а через пять дней начали работать в руднике.

Нерчинск удивил декабристов своим роскошным Гостиным двором, построенным по указу Петра I. А Благодатка ввела в уныние. Никакой благодати здесь не было: хилые, покосившиеся избёнки, неухоженные дворы. Поначалу их было разъединили: Трубецкого и Волконского поселили отдельно от остальных, на частных квартирах. Но вскоре это не понравилось начальнику Нерчинских заводов Т. С. Бурнашеву, который усмотрел, что «преступники ходят по улицам и в тоне небезважном». 27 ноября он приказывает поместить их в казарме. Всех восьмерых разместили в одной тюрьме, разгороженной на «каюты» — маленькие «казенки-клетушки».

Начальник приказал содержать декабристов в особой строгости. У них отобрали не только бумагу, но и церковные книги. К их каземату он велел приставить четырёх часовых, которые находились там днём и ночью. Бурнашев не очень отличал декабристов от всех других. По существующему распорядку их в пять утра выводили в шахту. В ней они молотками долбили руду. А потом на носилках выносили её на поверхность.

Положение узников сделалось невыносимее, когда в феврале 1827 года надзор за тюрьмой был передан горному офицеру Рику, который из экономии перестал давать им свечи. Находиться же зимой с трёх часов вечера до семи утра без света в какой-то клетке, где можно задохнуться, представляло настоящую пытку. В ответ на просьбы о прогулках хамил, велел солдатам силой загонять их в каземат. Кроме того, Рик запретил всякие разговоры из одного отделения в другое. Декабристы объявили голодовку: наотрез отказались есть, в течение трёх дней ложились и вставали голодными. Когда об этом доложили Бурнашеву, он немедленно приехал. Его напугала их голодовка — с таким протестом отчаяния он ещё не встречался. Зарвавшегося Рика Бурнашев немедленно удалил, а на его место вызвал из Читы прапорщика Резанова. Резанов с удовольствие водил декабристов на прогулку, играл с ними в шахматы.

Весной 1827 года в Благодатку приехал генерал-майор Лепарский, ради декабристов назначенный на вновь изобретённую должность коменданта Нерчинских рудников. Лепарский, заботясь о здоровье узников, приказал посылать их работать «на чистом воздухе». Вскоре декабристов освободили от работ в шахте — заставили на поверхности перебирать руду, поставили на переноску отсортированной руды. О чём они очень сожалели. Под землёй было теплее, да и рабочий день был короче. Эта «урочная работа» была тяжелее, чем подземная, где какой-либо нормы им не устанавливалось, — необходимо было для выполнения «урока» перенести 30 носилок по пять пудов каждую. Такая работа была не каждому под силу.

На Благодатке декабристы пробыли до 18 сентября, а затем были отправлены в Читинский острог, куда прибыли 29 сентября 1827 года.

2 Читинский острог

Пока первая партия декабристов «долбила» в Благодатке руду, в Читинском остроге готовились принять остальных узников. В Читу декабристы начали поступать с 28 января 1827 года. К началу 1828 года сюда прибыло 67 человек. В 1828 году поступило ещё 13, вскоре к ним присоединили и первых восемь, томившихся в Благодатском руднике. Всего через Читинские казематы (Малый, Дьячковский и Большой) прошло 86 узников, из них 75 декабристов, трое осужденных по делу о возмущении Черниговского полка, трое — по делу о возмущении Литовского пионерного батальона, четверо — по делу Оренбургского общества и один — по делу Астраханского тайного общества. Все осужденные были помещены в один Читинский острог, так как Николай I опасался, что под влиянием декабристов возникнет общий бунт всей Восточной Сибири.

Под временную тюрьму в Читинском остроге определили два дома. Один взяли в аренду у мещанина Мокеева, другой у отставного канцеляриста Дьячкова. Ещё два дома сняли под караульни. К весне оба дома-каземата были переполнены, в них проживало человек сорок. Была великая теснота: на нарах можно было спать только на боку. Обедать приходилось на разборном «столе», для которого вносили козлы и на них настилали доски. Из-за тесноты и столпотворения Лепарский попросил Петербург приостановить присылку новых узников до окончания строительства нового каземата. Траншеи под фундамент и ров для частокола декабристы копали сами.

К осени новая временная тюрьма — большой каземат — была готова. А «американскую» по эскизу Лавинского начали закладывать в Петровском заводе. Её строительство будет идти быстрыми темпами. А пока декабристы справляли новоселье в новом каземате Читы. Каземат размером 23×13 метров разделялся на пять горниц и сени, где стояли часовые. В четырёх комнатах («Псков», «Новгород», «Москва» и «Вологда») размещалось от 15 до 20 человек. Построен он был дурно: окна с решётками были без колод, их приделали прямо к стенам. Зато в нём вместо нар стояли деревянные кровати — их заказали на свои деньги. В общей комнате стояли большой стол и скамейки. В пятой «дежурной» комнате постоянно находились два унтер-офицера, осуществлявшие надзор за узниками и следившие за исправностью несения солдатами внутреннего караула.

Так как в Чите не было рудников, то ссыльным пришлось заниматься земляными работами. Декабристы благоустраивали читинские улицы, чистили конюшни, засыпали песком овраг — Чертову могилу, строили собственную тюрьму. Зимой, в холодное время, в особом помещении мололи муку на ручных жерновах. Здесь было положено начало артельного хозяйства, общими были деньги, продукты. В часы отдыха занимались огородничеством.

В начале августа 1828 года в Чите произошло таинственное событие. Из Петербурга спешно прискакал фельдъегерь. Но никого не привез и не увёз. Шло время, в судьбе декабристов ничего не менялось. Лишь в конце сентября эта тайна была раскрыта при обстоятельствах, не совсем обычных. Генерал Лепарский вдруг появился в казарме в полной парадной форме с новой лентой через плечо. Он собрал всех в кружок и объявил, что император высочайше повелел снять с узников кандалы. Унтер-офицер тут же принёс ключи, отомкнул замки, и кандалы с грохотом полетели в угол. Впервые за полтора года в каземате наступила тишина. А то при движениях стоял вечный звон, словно от гигантских шпор. Теперь кандалы были сняты со всех.

По поводу неожиданного летнего приезда фельдъегеря выяснилось следующее. У Николая I умерла мать. Выходя после литургии из храма, он приказал снять кандалы с тех декабристов, которые достойно себя вели. Приказ был отдан 8 июля, а в начале августа фельдъегерь уже был в Чите. Повеление императора озадачило коменданта. Снять кандалы с некоторых означало обидеть остальных. Снять со всех — можно навлечь на себя гнев, лишиться места. Лепарский отписал в Петербург, что поведение у всех отменное, а потому он просит разрешения снять оковы со всех. Разрешение было получено.

С приездом жен декабристов оживилась жизнь всего острога-селения. Дома приняли благообразный вид. Как на праздник съезжался торговый люд. В открывшуюся почтовую контору тройки приходили в мыле, посылки потяжелели. В них были книги, много журналов, разные необходимые вещи. Однажды привезли даже рояль, а потом и фортепьяно. Все посылки, вся почта шла на имя жен декабристов. Все они жили на одной улице, которая у жителей получила название «Дамской», теперешняя «Аянская».

Число декабристов, заключенных в Читинском остроге, несколько изменялось: вначале их было 84, потом осталось 70 человек. Первым отсюда выехал на поселение В. С. Толстой (14 мая 1827 года). 8 Января 1828 года увезли в Петербург (в крепость) А. О. Корниловича. В апреле 1828 года вышли на поселение 11 человек, осужденных по седьмому разряду; наконец 30 августа 1829 года выехал на поселение Ю. К. Люблинский.

3 Петровский завод

Читинские узники в количестве 71 человека прибыли в Петровский завод 22 и 23 сентября 1830 года.

«Наконец, увидели мы, — описывает Петровскозаводскую тюрьму Розен, — огромное строение, на высоком каменном фундаменте, о трёх фасадах. Множество кирпичных труб, наружные стены — всё без окон, только в середине переднего фаса было несколько окон у выдавшейся пристройки, где была караульная гауптвахта и единственный вход. Когда мы вошли, то увидели окна внутренних стен, крыльца и высокий частокол, разделяющий всё внутреннее пространство на восемь отдельных дворов; каждый двор имел свои особенные ворота; в каждом отделении по 5−6 арестантов. Каждое крыльцо вело в светлый коридор, шириною в четыре аршина. В нём, на расстоянии двух сажен дверь от двери, были входы в отдельные кельи. Каждая келья имела семь аршин длины и шесть аршин ширины. Все они были почти тёмные оттого, что свет получали из коридора через окно, прорубленное над дверью и забитое железною решёткой. Было так темно в этих комнатах, что днём нельзя было читать, нельзя было рассмотреть стрелки карманных часов. Днём позволяли отворять двери в коридор и в тёплое время занимались в коридоре. Но продолжительно ли бывает тепло? — в сентябре начинаются морозы и продолжаются до июня, и поэтому приходилось сидеть впотьмах, или круглый день со свечою».

Дамы подняли такую тревогу по поводу недостаточной освещённости помещений, что царское правительство было вынуждено уступить, и, наконец, было разрешено прорубить окна на улицу в каждой камере.

Декабристов два раза в день выводили на работы. Они ремонтировали дороги, рыли канавы для стока воды, так как почва была сырая и болотистая, выполняли и другие земельные работы. Вблизи каземата находился дом, приспособленный под мельницу. Зимой декабристов партиями вывозили сюда молоть на ручных жерновах муку. Вопреки сложившемуся мнению, декабристы на заводе не работали — их туда не допускали, боясь возможного влияния на рабочих. Лишь однажды, когда на заводе остановилась машина, в цех допустили Н. А. Бестужева и К. П. Торсона, которые её починили.

Также декабристы обрабатывали большой артельный огород, расположенный вблизи каземата и огороженный высокой оградой. На тюремном дворе имелся большой дом, в котором узники устроили мастерские: переплётную, столярную, слесарную, токарную. Здесь каждый из них занимался ремеслом в соответствии со своими желаниями и наклонностями.

Хотя окна в камерах и прорубили, они были небольшими и чуть ли не под потолком. Так как для чтения в камерах было чересчур темно, то поневоле ссыльным приходилось заниматься чем-нибудь другим. Преимущественно в это время декабристы и занимались различными ремёслами, которые были ими изучены.

Праздная жизнь, которую волею-неволею должны были вести в тюрьме декабристы, не удовлетворяла их. Появилась декабристская школа. «Долгих и многих трудов стояло нам, — пишет М. Бестужев, — уговорить старого коменданта — позволить учить детей, и таким образом, делая пользу, занять себя, и употребляя благодетельно время нас тяготившее. Постоянное «не могу» было ответом. Наконец, дело уладилось: придумали законную лазейку, так чтобы и волки сыты, и овцы целы. Он согласился на обучение детей церковному пению. Вследствие этого распоряжения, Свистунов и Крюков (Николай), отличные музыканты и певцы, составили прекрасный хор певчих. А так как нельзя петь, не зная грамоты, то разрешено учить читать (только). Мы с братом взяли на себя обучение, и дело пошло так хорошо, что многие дети горных чиновников поступали первыми в высшие классы Горного института и других заведений».

В 1839-ом году кончился срок заключения декабристов в каземате Петровского завода. Очень многие из них, осужденные на меньшие сроки, оставляли Петровскзаводскую тюрьму значительно ранее.

Декабристы, выходящие из тюрьмы по окончании срока заключения, отправлялись на поселение в различные места Сибири и получали там возможность входить в более близкое соприкосновение с местным населением.

ДЕКАБРИСТЫ в Сибири. Приговор Верховного уголов. суда, последовавший за восстанием декабристов, способствовал возникновению нового явления в рус. обществ. жизни – массовой полит. ссылки . С 1826 в Сибирь ссылались уже не одиночки, а представители идейных течений, орг-ций, партий, видевших свою цель не только в критике, но и в реальном изменении существующего строя и использовавших для этого рев. методы.

По делу Д. состоялось неск. судеб. процессов. Осн. часть членов тайных об-в прошла через Верховный уголов. суд (июль 1826), приговором к-рого 99 чел. ссылались в Сибирь. Предусматривались 4 формы ссылки: в каторж. работы, на поселение с лишением чинов и дворянства, в сиб. гарнизоны с разжалованием в солдаты и на поселение с правом вступления в службу, но под строгим полиц. надзором. Кроме того, воен. судом Московского полка в янв. 1827 к каторж. работам были приговорены унтер-офицер А.Н. Луцкий и солдат Н. Поветкин, в июне того же года аналог. приговор вынес суд Гренадерского полка в отношении рядовых П. Долговязова, Т. Мезенцева, С.Рытова, Д.Соловьева, В.Трофимова и Т.Федотова. Дело о восстании Черниговского полка рассматривалось в 2 комиссиях воен. суда при Первой армии. Офицеры А.А. Быстрицкий, А.Е. Мозалевский, В.Н. Соловьев и И.И. Сухинов были приговорены к вечной каторге, та же мера избрана и в отношении фельдфебеля М. Шутова.

В 1826–27 воен.-полевыми судами на различ. сроки каторж. работ и поселение в Сибирь были осуждены члены тайных об-в: Астраханского, Оренбургского, Военных друзей. Не связанные непосредственно с декабрист. орг-циями, эти об-ва тем не менее оказались близки к ним по духу и устремлениям, а их участники (А.Л. Кучевский, А.И. Вегелин, К.Г. Игельстром, М.И. Рукевич, Х.М. Дружинин, Д.П. Таптыков и др.) получили общее для всех «государственных преступников» этого периода название – декабристы. Всего в сиб. ссылку было отправлено 124 участника декабрист. орг-ций, 96 из них – в каторж. работу, остальные – на бессрочное поселение и ссылку в сиб. гарнизоны. Из числа сосланных в Сибирь 113 чел. принадлежали к дворян. сословию и только 11 чел. – к податным сословиям (крестьянин по происхождению П.Ф. Выгодовский и 10 ниж. чинов). Среди Д. 8 чел. обладали княжескими титулами (А.П. Барятинский, С.Г. Волконский , В.М. Голицын, Е.П. Оболенский, А.И. Одоевский, С.П. Трубецкой , Ф.П. Шаховской и Д.А. Щепин-Ростовский). Граф З.Г. Чернышев принадлежал к семейству, ведущему свой род от одного из приближенных Петра I. Еще четверо (А.Е. Розен , В.Н. Соловьев, А.И. Черкасов и В.И. Штейнгейль ) имели титул барона.

105 ссыльных до 1825 были военными. Только 8 чел. служили по гражд. ведомству, а 11 находились в отставке. Среди военных трое имели генеральский чин (ген.-майоры С.Г. Волконский и М.А. Фонвизин и ген.-интендант Второй армии А.П. Юшневский), 11 были полковниками, 7 – подполковниками, 7 – майорами (капитан-лейт.), 10 – капитанами (ротмистрами), 13 – штабс-капитанами (штабс-ротмистрами), 18 – поручиками (мичманами), 21 – подпоручиками (корнетами), 7 – прапорщиками, 5 – юнкерами и портупей-прапорщиками, 4 – унтер-офицерами и фельдфебелями и 7 – рядовыми. В гражд. службе наиб. высокое положение занимал С.Г. Краснокутский, имевший 4-й класс (действит. стат. советника), наиб. низкое – П.Ф. Выгодовский, служивший писцом в канцелярии волын. гражд. губернатора «сверх штата». Самому старшему (О.-Ю.В. Горскому) было 60 лет, младшему (В.С. Толстому) – 20.

Появление в Сибири столь значит. кол-ва совершенно необычных и по своему статусу, и по своим убеждениям ссыльных создавало для пр-ва опред. трудности. Прежняя система уголов. ссылки не годилась, т. к. предоставляла каторжанам возможность проживать без охраны в казармах или на квартирах с семьями, а поселенцам – через 10 лет переходить в одно из податных сословий, свободно проживать и даже передвигаться в пределах Сибири, заниматься любым видом производств. деят-ти, что диктовалось необходимостью заселения и хоз. освоения сиб. просторов. Ссылка Д. должна была решить, по меньшей мере, 2 задачи: во-первых, устрашить дворянство и удержать его в дальнейшем от фрондирования; во-вторых, изолировать «государственных преступников» от рус. об-ва, не допуская их влияния на него.

«Политическая смерть», к к-рой приговаривались Д., означала полное юр. бесправие, т. е. потерю гражд. и частн., семейных прав. «Политические мертвецы» могли получать известия и помощь от родственников, если таково было желание последних, но связь эта была односторонней, т. к. права переписки они были лишены. Большинство родственников, даже не разделяя убеждений своих близких и не скрывая своего недовольства по их поводу, все же поддерживали с ними отношения. Однако печать и обществ. мнение в 1850–60-е гг. обвиняли родственников нек-рых Д. (И.А. Анненкова , А.В. Поджио , В.Ф. Раевского ) в невозвращении унаследованного имущества. Жены осужденных, с разрешения церкви, освобождались от уз прежнего брака и имели право вступить в новый. До 1825 в офиц. браке состояли 23 Д., но только 3 женщины, да и то не сразу, воспользовались этой возможностью. Девять жен (Е.И. Трубецкая, М.Н.Волконская, А.Г.Муравьева, Е.П.Нарышкина, Н.Д.Фонвизина, А.В.Ентальцева, М.К.Юшневская, А.И.Лавыдова и А.В.Розен), преодолев немало препятствий, поехали за своими мужьями в Сибирь. Остальные поддерживали их материально и морально. Разрешено было приехать в Сибирь для вступления в закон. брак П. Гебль и К. ле Дантю – невестам И.А. Анненкова и В.П. Ивашева (см. Декабристки ). Одновр. терялась «родительская власть над детьми». Полностью прекращались также имуществ. отношения. Имущество тех, кто до вынесения приговора успел написать завещание, переходило к объявленным в нем наследникам; с теми, кто этого не сделал, поступали по закону «точно так, как бы он умер».

На Д. не распространялось положение «Жалованной грамоты дворянству» 1785, освобождавшее даже осужденных дворян от телесных наказаний. Они отправлялись в Сибирь закованными и должны были оставаться в кандалах «до высочайшего повеления». Таковое последовало только в апр. 1828. На каторге Д. содержались в отд. помещениях под охраной спец. воинской команды. Она же наблюдала за «государственными преступниками» и во время работ, чтобы не допустить к.-л. контактов с уголов. преступниками, «общающимися в тех же работах» (в Благодатском руднике), или мест. жителями (во время пребывания в Чите и Петровском Заводе ). Ограничения и лишения применялись не только к осужденным на каторж. работы, но и к тем, кто отправлялся сразу на поселение. Исключение составляли лишь приговоренные к ссылке на жительство (А.Н. Муравьев, С.М. Семенов ), что не влекло за собой лишения дворян. прав и привилегий, позволяло вступать в службу и, следовательно, давало возможность надеяться на улучшение своего положения в будущем. В дальнейшем под давлением родственников и в связи с важными событиями в стране и царской семье Д. были «дарованы милости» и сделаны нек-рые послабления в режиме ссылки (снятие кандалов, перевод на Кавказ в солдаты, право вступать в службу «сверх штата»). Однако это не изменяло сути общего отношения пр-ва к «государственным преступникам».

Для надзора за ссылкой Д. в Сибирь создавалась особая система упр-ния. Тем самым было положено нач. отделению полит. ссылки от уголовной. Уже 3 июля 1826 было образовано III Отд-ние собственной е. и. в. канцелярии, среди многочисл. функций к-рого был и контроль над «государственными преступниками». Кроме III Отд-ния и Корпуса жандармов делами ссыльных Д. занимались Мин-во внутр. дел, органы воен. ведомства России – Ген. штаб и Воен. мин-во, постоянно соперничавшие между собой, а также не расформированная еще Следственная комиссия. Несогласованность действий всех этих орг-ций, усугублявшаяся отсутствием необходимой законодат. базы, заставила пр-во создать новый вр. орган – Особый комитет. В него вошли нач. Ген. штаба И.И. Дибич и шеф III Отд-ния и Корпуса жандармов А.Х. Бенкендорф как представители центр. органов исполнения приговора, генерал-губернатор Вост. Сибири А.С. Лавинский и комендант при Нерчинских рудниках С.Р. Лепарский как непосредственные организаторы декабрист. ссылки на местах.

Гл. обязанности по надзору были возложены на генерал-губернаторов сиб. регионов. Подчиняясь III Отд-нию по вопросам полит. ссылки, они следили за ходом доставки Д. к местам поселения и условиями их водворения; ведали решением вопросов о выдаче ежегодного казен. пособия неимущим и расходовании средств теми, кому помогали родственники; докладывали в С.-Петербург о поведении и быте поселенцев; вели наблюдение за деят-тью подчиненных им должностных лиц и губ. органов, имевших контакты с Д. К таким губ. органам относились Гл. упр-ние и губ. правления, казен. палаты, гражд. губернаторы, прокуроры, полицмейстеры, исправники и городничие. В самом низу этой пирамиды надзора находились вол. правления, урядники и сел. старосты. Не удовлетворяясь даже столь сложной структурой, центр. власти время от времени устраивали спец. проверки (напр., ревизия жандарм. подполковника А.П. Маслова в 1828–29) или включали эту обязанность в многочисл. функции сенатских ревизий (ревизия И.Н. Толстого в 1843–45). Подобная система, где все участники знали о взаимной слежке, безусловно, отрицательно сказывалась на положении как ссыльных, так и надзиравших за ними. Однако со временем, поддавшись повседневной рутине, к тому же не всегда понимая смысл занятий своих подопечных, низшие исполнители стали ограничиваться шаблонными отписками: такой-то «ведет себя хорошо… ни в чем предосудительном не замечен… погружен в книжные занятия…» Порой это приводило к неприят. для мест. администрации последствиям. Так, в 1841 из доноса чиновника П.Н. Успенского выяснилось, что М.С. Лунин , о поведении к-рого имелись лишь положит. отзывы, в то время, о к-ром шла речь, занимался антиправит. деят-тью. Проводившему следствие пред. губ. правления В.И. Копылову пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать петерб. начальству, что виновны в этом не губ. власти, а «психическое расстройство» самого урикского поселенца.

Важным элементом надзора стала перлюстрация писем «государственных преступников». Вышедшие на поселение Д., получив право на переписку с родственниками, были прекрасно осведомлены об этом и пользовались дарованной им «милостью» осмотрительно. Как правило, в письмах, шедших по офиц. каналам, сообщались лишь обыденные домаш. новости, излагались мнения о событиях общеизвестных и высказывались просьбы относительно тех предметов, к-рые не входили в списки запрещенных. О более важных вещах писалось «с оказией». По мере того как Д. приживались в местах поселения и обзаводились кругом друзей и приятелей из числа мест. купцов и чиновников, таких «оказий» становилось все больше и отследить их властям становилось все труднее. «Почтальонами» декабристов были купцы (Е.А. Кузнецов, А.В. Белоголовый, В.Н. Баснин , Н.Я. Балакшин), чиновники (Я.Д. Казимирский, Л.Ф. Львов, П.Д. Жилин, А.О. Россет), местные дамы (О.В. Андронникова, К.К. Кузьмина, М.А. Дорохова, О.П. Лучшева).

Отправка Д. в Сибирь началась в июле 1826. Отправляли небольшими партиями (2–6 чел.) в сопровождении жандармов и фельдъегеря. Для скорейшей доставки к месту наказания и сохранения секретности их везли на телегах. От С.-Петербурга до Иркутска на дорогу уходило от 24 до 37 дней и еще 15–20 дней занимал путь до Читы. Езда в тряских, неприспособленных для перевозки людей телегах, кандалы весом от 5 до 9 кг, не снимавшиеся ни днем, ни ночью, плохая еда отрицательно сказывались на здоровье осужденных. Спешка фельдъегерей, не останавливавшихся даже для ночлега, едва не стоила жизни братьям Бестужевым , А.П. Барятинскому и И.И. Горбачевскому. Еще труднее пришлось тем, кто был отправлен «по этапу» пешком: солдатам, офицерам-черниговцам И.И. Сухинову, А.Е. Мозалевскому, В.Н. Соловьеву, А.А. Быстрицкому и членам Об-ва военных друзей и Оренбургского об-ва. Весь путь занял ок. 1,5 лет.

Первые партии Д. прибыли в Иркутск 27 и 29 авг. 1826. Осужденный на поселение Н.Ф. Заикин на следующий день был отправлен в Гижигинск Якутской обл. , а 8 каторжан (С.Г. Волконского, С.П. Трубецкого, В.Л. Давыдова, А.З. Муравьева, Е.П. Оболенского, А.И. и П.И. Борисовых и А.И. Якубовича) пред. губ. правления Н.П. Горлов, заменявший уехавшего с инспекцией в Нерчинский Завод гражд. губернатора И.Б. Цейдлера и не имевший четкого предписания о месте их назначения, отправил в Иркутский солевар., Александровский и Николаевский винокур. заводы. Только 6 окт. 1826, получив инструкции Особого комитета, Цейдлер распорядился перевезти их в Нерчинский Завод, а оттуда они были направлены в Благодатский рудник. За послабления, сделанные «государственным преступникам», выразившиеся в снятии оков и допущении к ним иркут. общественности, Горлов был освобожден от занимаемой должности с установлением секрет. жандарм. надзора.

Условия в Благодатском руднике были суровыми: Д. содержались в тесных отд. каморках под постоянным надзором горной стражи, не имея возможности даже для чтения, а тем более для общения с окружающими; их использовали на горных работах. Но даже в этих условиях они отстаивали человеч. достоинство. 10 февр. 1826 в ответ на произвол мест. начальства Д. объявили голодовку и добились удовлетворения своих требований и смещения горного офицера Рика. Положение заключенных неск-ко улучшилось с приездом Е.И. Трубецкой и М.Н. Волконской, взявших на себя заботы об их одежде, питании и переписке с родными. 15 сент. 1827 декабристов из Благодатского рудника отправили в Читу, где было решено собрать всех осужденных в каторж. работу.

Читинский острог располагался в маленьком селении горного ведомства, состоявшем из 49 домов. С янв. 1827 по июль 1828 здесь размещалось 85 заключенных, воинская команда «из 3 офицеров, 2 музыкантов, 17 унтер-офицеров и 150 рядовых» и комендант. упр-ние из 8 чел., включавшее, кроме офицеров, лекаря и священника. «Государственные преступники», да и их надзиратели, правда, гораздо больше доверяли не штат. лекарю Д.З. Ильинскому, а декабристу Ф.Б. Вольфу . Помещения пересыльной тюрьмы, в к-рой первонач. разместили новоприбывших, не были приспособлены для такого кол-ва заключенных: в небольших комнатах (ок. 20 кв. м каждая) находилось по 16–25 чел., большую часть камер занимали нары, из-за звона цепей стоял постоянный шум, уединиться было невозможно. Поскольку в окрестностях Читы не было рудников, Д. использовали гл. обр. на земляных работах: они копали ров под фундамент возводимой для них тюрьмы и ямы для частокола вокруг нее, занимались планировкой улиц Читы, засыпали овраги, в зимнее время на ручных жерновах мололи рожь.

Нелегким было мат. положение: на питание и содержание каждого осужденного отпускалось в год 24 руб., сумма явно недостаточная для удовлетворения даже самых скромных нужд, особенно если не помогали родные. Чтобы преодолеть неравенство и обеспечить более или менее нормальное существование и внутр. независимость каждого из товарищей, Д. создали артель (см. Артели декабристов ). Правила ее были окончательно выработаны уже в Петровском Заводе: она существовала на общие взносы, члены ее выбирали старосту, казначея и закупщика, к-рые приобретали продукты питания и одежду для всех заключенных через коменданта и плац-майора. Позже была создана еще и Малая артель с целью накопления средств для выходивших на поселения товарищей.

Приехавшие вслед за своими мужьями женщины снабжали узников период. печатью и новинками лит., писали за них письма, выступали ходатаями и защитниками интересов Д. перед комендантом Лепарским.

В 1828 читин. узники были взволнованы известием о судьбе И.И. Сухинова, оказавшегося вместе с др. черниговцами в Горн. Зерентуе: за попытку организовать восстание каторжников с целью освобождения всех Д. он был приговорен к наказанию кнутом, клеймению и смерт. казни. Считая такое наказание бесчестьем, Сухинов покончил жизнь самоубийством.

К сер. 1830 закончилось стр-тво новой тюрьмы для Д. в Петровском Заводе, начавшееся в сер. 1827. 23 сент. Д. перешли в нее. Здесь получили дальнейшее развитие Бол. и Мал. артели и знаменитая «Каторжная академия», где читались лекции и рефераты по самым разным отраслям знаний: Ф.Б. Вольф преподавал физику, химию и анатомию, П.С. Бобрищев-Пушкин – математику, Д.И. Завалишин – астрономию, А.И. Одоевский – рус. словесность, Н.А. Бестужев , Н.М. Муравьев и П.А. Муханов – отеч. и мировую историю. Желающие обучались и иностр. яз.: фр., англ., греч. Тем, кому не удалось получить систематич. образования, эти занятия помогли существенно расширить кругозор и подготовить себя к поселенческой жизни. Этой же цели была подчинена и деят-ть ремесл. мастерских, в них не только чинили и шили одежду, тачали сапоги и изготовляли мебель, но и овладевали навыками ремесел, к-рые могли оказаться полезными в сиб. жизни. Лучшими мастерами среди Д. были Н.А. Бестужев, П.С. Бобрищев-Пушкин, Е.П. Оболенский.

Мн. внимания Д. уделяли творчеству. Стихи А.И.Одоевского, басни П.С. Бобрищева-Пушкина, повести ст. Бестужева, очерки П.А. Муханова, переводы Беляевых с большим вниманием выслушивались и подвергались доброжелат. разбору товарищей. Рояль А.П. Юшневского, скрипка Ф.Ф. Вадковского, виолончель П.Н. Свистунова, пение Н.А. Крюкова, М.Н. Волконской и К.П. Ивашевой приносили узникам минуты радости и покоя. Созданная Н.А. Бестужевым портрет. галерея сохранила черты «лучших людей из дворян».

Собранные вместе, Д. сумели преодолеть свои разногласия, обиды и сохранили единство, несмотря на различия во взглядах по мн. вопросам (отношение к религии, реформам и революции), всех их объединяло стремление донести до об-ва правду об истинных целях совершенного ими в 1825. В Петровском Заводе были написаны «Воспоминания о Рылееве» Н.А. Бестужева, «Записки» членов Об-ва соединенных славян (Записки И.И. Горбачевского), черновые наброски «Взгляда на русское тайное общество с 1816 до 1826 года» М.С. Лунина.

Постепенно петров. тюрьма пустела, в 1839 закончился срок каторги для 1-го разряда, и все, кроме И.И. Горбачевского, оставшегося здесь на поселение, разъехались к назначенным им местам. В 1826 «государственных преступников», приговоренных к ссылке на поселение, отправляли в самые отдаленные уголки Сибири – Берёзов , Нарым , Туруханск , Вилюйск , Якутск . Но вскоре выяснилось, что там для них нет возможности зарабатывать на жизнь. Кроме того, отдаленность мест приписки и плохие дороги не позволяли организовать предписанный императором строгий надзор. Поэтому большинство из отправленных в «глухие углы» были переведены в более обжитые места. Переводимых на поселение после отбытия каторж. работ сразу распределяли по юж. р-нам Сибири вдоль трактов и судоход. рек. При выборе мест власти вынуждены были учитывать и ходатайства родственников Д. За своих братьев просили жены министра двора С.Г. Волконская и министра финансов Е.З. Канкрина. Это предопределило возникновение своеобразных поселенч. колоний Д. Самыми изв. были Иркутская (в Урике проживали Муравьевы, Волконские, М.С. Лунин и Ф.Б. Вольф, в Оёке – Трубецкие и Ф.Ф. Вадковский, в Разводной – Юшневские, братья Борисовы, А.З. Муравьев и А.И. Якубович, в Усть-Куде – братья Поджио и П.А. Муханов), Ялуторовская (И.И. Пущин, И.Д. Якушкин , Е.А. Оболенский, Н.В. Басаргин, М.И. Муравьев-Апостол, В.К. Тизенгаузен), Тобольская (Фонвизины, Анненковы, братья Бобрищевы-Пушкины, П.Н. Свистунов, В.И. Штейнгейль, позже – А.М. Муравьев и Ф.Б. Вольф), Селенгинская (братья Бестужевы и К.П. Торсон ), Минусинская (братья Беляевы, братья Крюковы, П.И. Фаленберг).

С массовым выходом «государственных преступников» на поселение встал вопрос об их мат. обеспечении. Далеко не все Д. могли рассчитывать на поддержку родных. Вступать в гос. службу, за редким исключением, им было запрещено; не дозволялась пед. и мед. деят-ть; коммерч. деят-ть затруднялась из-за запрещения отлучаться из мест поселения далее чем на 30 верст. Только в 1835 император распорядился выделить в пользование каждому поселенцу по 15 дес. пахот. земли. Но воспользоваться этим разрешением смогли не все. Не имея необходимых с.-х. навыков и средств для покупки раб. скота, инвентаря, семян, нек-рые Д. возвращали полученные уч-ки общине (напр. Ф.Ф. Вадковский) или сдавали в аренду за часть урожая, обеспечивавшую пропитание в течение года (напр. П.Ф. Громницкий). Однако большинство из тех, кто оказался в деревнях и селах Сибири, постепенно втянулись в крест. работу. Для А.И. Тютчева, М.К. Кюхельбекера, И.Ф. Шимкова, Д.П. Таптыкова и др. эти занятия не выходили за рамки традиц. натур. хоз-ва, обеспечивавшего лишь необходимый прожит. минимум, позволявший сохранять опред. независимость. Но были среди Д. и такие, кто сумел расширить свои хоз-ва, придать им предпринимат., ориентир. на рынок хар-р. Братья Муравьевы и Волконский в Урике, Беляевы в Минусинске, отчасти Раевский в Олонках создали устойчивые, многопрофильные хоз-ва (зерновые, картофель, овощи) с использованием наем. раб. силы, новых приемов агротехники, улучшенных сортов семян и даже усовершенствованных с.-х. машин (напр., молотилки, изобретенной К.П. Торсоном). Д., безусловно, не научили сиб. крестьян новым методам земледелия, но их эксперименты с семенами способствовали улучшению семенного фонда, а выращивание ими в парниках огурцов, томатов и даже экзот. для этих мест арбузов и дынь стало примером для пригор. крестьян. Благодаря совмест. труду, доброжелат. отношению к односельчанам, готовности прийти на помощь и заступничеству перед мест. властями Д. довольно быстро удалось преодолеть настороженность и недоверие крестьян.

Д. делали попытки всерьез заняться предпринимательством. Братья Беляевы в Минусинске заключили договор с енисейск. золотопромышленниками о поставках на прииски с.-х. продукции. Поселенные в Селенгинске Бестужевы организовали компанию по разведению тонкорунных овец, а после неудачи в этом деле изготовляли на заказ полюбившиеся сибирякам «сидейки». А.М. Муравьев занимался мукомол. промыслом, имел пай в рыболов. артелях на Байкале, в зимнее время до 40 лошадей отдавал в извоз на Кругобайкальскую дорогу. В винных подрядах купцов Ребрикова и Бенардаки и найме раб. силы для Бирюсинских зол. промыслов принимал участие В.Ф. Раевский . А.В. Поджио , А.И. Якубович, С.П. Трубецкой, хотя и без больших успехов, участвовали в разработке зол. приисков. Однако недостаток собств. средств и запрет на дальние длительные отлучки, неизбежные в такого рода деят-ти, ограничивали возможности устройства Д. прибыльного дела, что полностью отвечало правит. инструкциям не допускать их «к таким обширным предприятиям и оборотам, кои могут дать им значение, превышающее положение обыкновенного крестьянина», «дабы в изобилии они не забыли вины своей».

Несмотря на запрет заниматься пед. деят-тью, Д. не могли оставаться в стороне от насущных для Сибири проблем образования. Почти во всех работах, посвящ. будущему края (статьи Г.С. Батенькова , Н.В.Басаргина, П.А.Муханова и др.), отмечалась крайняя необходимость развития системы образования, начиная с сел. школы, где обучали бы элементарной грамотности, и кончая университетом, к-рый мог бы обеспечить потребности сиб. губерний в образованных чиновниках и промышленниках. Созданные И.Д.Якушкиным (Ялуторовск), В.Ф.Раевским (Олонки), братьями Бестужевыми (Селенгинск) школы не просто способствовали развитию грамотности в Сибири, они представляли собой различ. типы учеб. заведений: общеобразоват. – для мальчиков и девочек, взрослых людей – и проф., где наряду с грамотой обучавшийся получал навыки ремесел. Обсуждение проблем образования привлекало в дом Волконских и Трубецких дир. иркут. гимназии К.П. Бобановского, учителей К.Т. Бушина, И.О. Катаева, Н.П. Косыгина, директрис Девичьего института М.А. Дорохову и Е.П. Липранди, начальницу Сиропитательного дома Е.П. Ротчеву. Обучение в этих учеб. заведениях детей Д. облегчало общение. В Тобольской губ. А.М. Муравьев и П.Н. Свистунов даже вошли в состав комитета об учреждении жен. школы. Успешными были и индивид. пед. занятия А.П. Юшневского, П.И. Борисова, А.В. Поджио, И.И. Горбачевского, их ученики без особого труда поступали в уезд. училища и гимназии, а нек-рые (Н.А. Белоголовый, И.С. Елин) – в университеты.

Большой вклад внесли Д. в дело культур. развития Сиб. кр. В городах Сибири (особенно губ.) уже существовало небольшое об-во (чиновники, купцы, учителя гимназий), в круг интересов к-рого входили лучшие образцы рус. и мировой культуры, однако этот слой был еще очень тонок и разобщен. Появление в этих местах высокообразованных, мыслящих и деятельных людей, сохранивших, несмотря на все ограничения и преследования властей, чувство собственного достоинства, привычный для дворянина образ жизни, не могло не вызвать повышенного интереса к ним сибиряков. «Уже одна открытая жизнь в доме Волконских, – писал ученик Д. Н.А. Белоголовый, – прямо вела к сближению общества и зарождению в нем более смягченных и культурных нравов и вкусов». Чтение науч. и худ. лит., обучение детей музыке, устройство лит. и муз. вечеров, участие в рукоп. журналах, «разумные увеселения», игры и соревнования детей, домаш. спектакли, посещение театра и концертов с последующим обсуждением увиденного – все это становилось примером для подражания и постепенно входило в быт. нормы жителей как круп. городов, так и небольших отдаленных городков и даже сел.

Мн. сделали Д. и для изучения Сибири. В.К. Тизенгаузен, И.Д. Якушкин, С.П. Трубецкой, П.А. Муханов в теч. неск. лет вели метеорол. наблюдения; братья Борисовы исследовали сиб. флору и фауну; стат. описанием Ялуторовска и Ишима занимались М.И. Муравьев-Апостол и В.И. Штейнгейль; сведения экон. хар-ра собирали Н.В. Басаргин, Д.И. Завалишин, Г.С. Батеньков; сбор этногр. и фольклор. материалов вели А.А. и Н.А. Бестужевы, В.К. Кюхельбекер . Искренне желая, чтобы эти новые знания принесли пользу отечеству, Д. посылали свои отчеты в науч. и период. издания (после 1845 было разрешено печатать их произведения, но под псевдонимами или анонимно), предоставляли материалы участникам различ. экспедиций, посещавших Сибирь, оказывали содействие сотрудникам сенатских ревизий Н.Н. Анненкова и И.Н. Толстого.

Д. высоко оценивали экон. потенциал Сибири. В работах А.О. Корниловича, Г.С. Батенькова, П.А. Муханова, Н.В. Басаргина, Н.А. Бестужева, Д.И. Завалишина рассматривались пути превращения этого отдаленного отсталого края в экономически развитую, политически и административно равноправную часть Рос. гос-ва. По их мнению, для этого в Сибири имелись все условия: отсутствие крепостного права, благодаря чему осн. соц. слой – крестьяне были более свободны, предприимчивы и самостоятельны в своей деят-ти, чем в европ.части страны; большие запасы природ. ресурсов для развития с. х. и пром-ти. Но для реализации данного потенциала пр-во должно было признать право на частн. земел. собственность, изменить форму налогообложения, развивать кредитно-банковскую систему, ориентир. на поддержку крест. (фермерского) хоз-ва и обрабат. пром-ти, способствовать созданию общесиб. транспорт. системы, включающей речное судоходство, шоссейные дороги и ж. д.

Несмотря на запреты обращаться к предметам, «до них не касающимся», Д. проявляли интерес ко всем происходящим в России событиям, подвергая их всестороннему анализу. Работы М.А. Фонвизина, М.С. Лунина, П.Ф. Дунцова-Выгодовского, В.И. Штейнгейля были посвящены самым актуал. проблемам рус. обществ. жизни, в них подвергалась критике правит. политика в области просвещения, в отношении к крест. и польск. вопросам, кавказской войне, внеш. политика. Интересовались Д. и новыми полит. и соц. учениями. Н.А. Бестужев, Е.П. Оболенский, Г.С. Батеньков в своих письмах обсуждали теории Сен-Симона, Фурье и Оуэна, а М.А. Фонвизин даже посвятил им особую статью. В 1850 Д. познакомились с сосланными петрашевцами. Они оказывали помощь и поддержку своим мл. товарищам, но и высоко оценивали цели, к к-рым те стремились.

Нек-рые из Д. и сами не прекращали актив. «действий наступательных». Убежденный в необходимости опровергнуть распространявшиеся ложные сведения о тайных об-вах, М.С. Лунин предпринял попытку через сестру, Е.С. Уварову, опубл. свои статьи и памфлеты за границей и одновр. начал знакомить с ними сибиряков. В кружок переписчиков и пропагандистов его «Писем из Сибири» входили П.Ф. Громницкий, иркут. учителя и чиновники. Это стало причиной вторичного ареста декабриста в апр. 1841 и заключения в Акатуйском остроге. Несмотря на грозящие им обыски, мн. Д. сохранили у себя списки работ своего товарища. В 1855 за «самые дерзкие и сумасбродные идеи о правительстве и общественных учреждениях» и «за ослушание и дерзость против местного начальства» из Нарыма Томской губ. был переведен в Вилюйск Якутской обл. П.Ф. Выгодовский. Вели борьбу против произвола мест. администрации оставшиеся в Сибири после амнистии В.Ф. Раевский и Д.И. Завалишин.

Смерть Николая I в февр. 1855 возродила у оставшихся в живых Д. надежду на возвращение на родину. В день коронации 26 авг. 1856 новый имп. Александр II подписал манифест об амнистии Д. Правда, дарованная им свобода имела ограничения в виде запрета проживать в столицах и обязат. полиц. надзора. Амнистией воспользовались только 32 Д., 50 не дожили до царской «милости», а 8 чел., потеряв связь с родными и не имея мат. возможности для переезда, остались в Сибири.

30-летняя ссылка Д. оставила глубокий след во мн. областях жизни Сибирского кр. , и сибиряки сохранили благодарную память о «первенцах свободы». В Петровском Заводе, Селенгинске, Иркутске, Красноярске , Тобольске , Ялуторовске бережно сохраняются их могилы. В городах, где они отбывали ссылку, открыты декабристов музеи .

Начало сиб. декабристоведению было положено воспоминаниями самих Д. и их современников. Материалы о них публиковались сначала на страницах нелегал. «Полярной звезды» А.И. Герцена, а затем и в рус. журналах «Русская старина», «Русский архив», «Исторический вестник». Появлению новых, относительно полных воспоминаний М.Н. Волконской, А.Е. Розена, Д.И. Завалишина и др. способствовало смягчение цензур. политики после 1905. Это создавало условия для более серьезного изучения сиб. ссылки Д. В этот период выходят в свет сб. М.М. Зензинова «Декабристы. 86 портретов» (М., 1906), книга М.В. Довнар-Запольского «Мемуары декабристов» (Киев, 1906), новое издание исслед-я А.И. Дмитриева-Мамонова «Декабристы в Западной Сибири» (СПб., 1905), отд. статьи в журналах «Былое», «Сибирский архив», «Труды Иркутской архивной комиссии» и др. Однако науч. разработка проблемы началась лишь с 1920-х гг., когда в связи со 100-летним юбилеем восстания на Сенатской площ. увидели свет работы Б.Г. Кубалова «Декабристы в Восточной Сибири» (Иркутск, 1925), М.К. Азадовского, Ф.А. Кудрявцева, В.Е. Дербиной в сб. «Сибирь и декабристы» (Иркутск, 1925), В.А. Ватина (Быстрянского) «Политическая ссылка в Минусинске. Декабристы в Минусинском округе» (Минусинск, 1925), А.К. Белявского «Декабристы в Забайкалье» (Сретенск, 1927) и др.

До нач. 1960-х гг. исслед-я декабристоведов о сиб. периоде жизни Д. касались в осн. их вклада в развитие того или иного региона, условий содержания на каторге, деят-ти нек-рых из них. Это был период изучения отд. аспектов, накопления фактов, необходимых для перехода от исслед-й науч.-популяр., краевед. хар-ра к подлинно науч., связывающему деят-ть Д. в ссылке с событиями как до восстания 1825, так и с происходившими после их отправки в Сибирь. Своеобразным поворотом в этом отношении стала монография М.В. Нечкиной «Движение декабристов» (М., 1955). И хотя сиб. период занял в ней относительно небольшое место, признание автором заговора Сухинова, антиправит. пропаганды Лунина, пед. деят-ти Якушкина продолжением прежней борьбы «дворянских революционеров» положило нач. «вписыванию» темы «Декабристы в Сибири» в рамки огромной проблемы – обществ. движения и рев. борьбы в России.

Решение этой задачи потребовало расширения источниковой базы исслед-й. И если значит. часть мемуаров Д. в разные годы была опубл. (мн., правда, к сер. 1970-х гг. стали уже библиогр. редкостью), то эпистоляр. их наследие оставалось малодоступным. С 1979 в Иркутске началось издание документ. серии «Полярная звезда» , объединившей ведущих декабристоведов страны. Возглавила редколлегию серии акад. М.В. Нечкина, деятельными членами ее были Н.Я. Эйдельман, С.В. Житомирская, С.Ф. Коваль, М.Д. Сергеев. К 2005 вышло 25 т., знакомящих читателей с творчеством как теоретиков и идеологов декабрист. движения (Н.М. Муравьева, С.П. Трубецкого, В.Ф. Раевского, М.А. Фонвизина, М.С. Лунина), так и рядовых участников тайных об-в (М.А. Назимова, А.М. Муравьева, П.Н. Свистунова).

В 1970–90-е гг. сиб. историки большое внимание уделяли исслед-ю эволюции взглядов Д. и их обществ. деят-ти в период ссылки. Появились новые науч. биографии Д. Однако говорить об окончательном решении всех поставленных задач было бы преждевременно.

Лит.: Михайловская А.И. Через бурятские степи: (Перевод декабристов из Читы в Петровский Завод) // Изв. Вост.-Сиб. Отд. Рус. геогр. об-ва. 1926. Т. 51; Бакай Н.Н. Сибирь и декабрист Г.С. Батеньков // Тр. Томск. краевед. музея. 1927. Т. 1; Одинцова М.К. Декабристы – солдаты // Сб. тр. Иркут. ун-та. 1927. Вып. 12; Дружинин Н.М. Декабрист Никита Муравьев. М., 1933; Лурье Г.И. Якутская ссылка до 70-х годов XIX века // 100 лет Якутской ссылки. М., 1934; Барановская М.Ю. Первый краевед и этнограф Бурятии декабрист Н.А. Бестужев // Сов. краеведение. 1936. № 3; Коваль С.Ф. Декабрист В.Ф. Раевский. Иркутск, 1951; Он же. Декабристы и общественное движение 50-х – начала 60-х годов XIX века // В сердцах отечества сынов. Иркутск, 1975; Богданова М.М. Декабристы в Минусинской ссылке // Декабристы в Сибири. Новосибирск, 1952; Ретунский В.Ф. Заметки о пребывании декабристов в Тобольске // Ежегодник Тюмен. обл. краевед. музея. 1960. Вып. 1; Замалеев А.Ф. Декабрист М.А. Фонвизин. М., 1976; Зильберштейн И.С. Художник-декабрист Николай Бестужев. М., 1977, 1988; Шатрова Г.П. Эволюция декабризма // Декабристы и Сибирь. Новосибирск, 1977; Бахаев В.Б. Общественно-просветительская и краеведческая деятельность декабристов в Бурятии. Новосибирск, 1980; Шатрова Г.П. Декабрист Д.И. Завалишин: проблемы формирования дворянской революционности и эволюции декабризма. Красноярск, 1984.

История первая. О том, как декабриста Дмитрия Завалишина сослали… (внимание!)... из Сибири обратно в Европу.

В 1856 году, спустя 30 лет с начала суровой сибирской ссылки, декабристов помиловали. И многие из них решили вернуться на Большую Землю, кто в Петербург, кто в Москву, а кто-то в деревню к родственникам. Но живший в Забайкалье политический ссыльный Дмитрий Завалишин возвращаться домой не торопился. Почему? Да потому, что бывший морской офицер и заговорщик наконец-то нашел своё место в жизни, нашел своё настоящее призвание - он ударился в публицистику, сегодня его бы назвали блогером. Завалишин активно печатался на политические темы, писал статьи, в которых разоблачал злоупотребления местных властей. Поэтому генерал-губернатор Муравьёв послал императору прошение и монаршим указом Завалишин был сослан из города Читы обратно - в Европейскую часть России. Уникальный случай!

В ссылке декабристы скучали по Петербургу, поэтому, когда Дмитрию Завалишину предложили поработать над планом городского строительства, он распланировал всё точно по клеточкам, как в столице. Поэтому в Чите по сей день так много прямых улиц, прямых углов и прямоугольных кварталов. Кстати, этот город известен самой большой за Уралом городской площадью.

История третья. О том, как декабрист Луцкий дважды убегал с каторги, а после помилования остался жить в Сибири.

Эта история достойна экранизации. Активный участник декабрьского восстания Александр Николаевич Луцкий, красавец-офицер, юнкер лейб-гвардии Московского полка, (того самого полка, который вышел на Сенатскую площадь), во время движения на каторгу по этапу, поменялся именами с одним из уголовников. Наивный сиделец наверное просто не знал - что там за восстание такое произошло в Петербурге, и за что выслали в Сибирь этого богатого господина. За обмен было предложено 60 рублей - это гигантская сумма по тому времени. Уголовник за эти деньги отдал свою лёгкую статью и красивое имя. Вот так в селе под Иркутском и поселился Агафон Непомнящий, бывший дворянин Луцкий.

Однако, спустя три года подмену обнаружили. Видать, жил не по средствам, к тому же слишком изыскано и утонченно изъяснялся мужик Агафон Непомнящий. Ну, вот откуда вор может знать французский язык, и совершенно не владеть феней? За свой дерзкий поступок Луцкому врезали 100 ударов розгами, и отправили в Новозерентуйский рудник Нерчинской каторги, где заковали в кандалы. Луцкий вёл себя примерно, и через некоторое время убедил администрацию в своём «беспорочном» поведении. Ему позволили жить вне острога, хотя каторгу не отменили. Он был обязан каждый день вкалывать в руднике. Декабрист воспользовался своим вольным положением и совершил побег. Его поймали, снова наказали розгами, но на этот раз стали держать в тюрьме, причем там его приковали к тачке.

История четвертая. О том, как декабристы повышали аграрную культуру населения.

Стоит отметить, что ссыльные декабристы выписывали очень много книг, в том числе на иностранных языках. Комендант генерал Станислав Лепарский должен был следить, что именно читают его подопечные. Сначала он пытался сам прочитывать всё, что заказывали ссыльные, но так как он знал только четыре языка, то разобраться ему было сложно, и он это неблагодарное занятие оставил. Сибирская глушь 19-го века и книги на древнегреческом и латыни - представляете себе уровень образования!?

Уже известный вам многогранный человек, моряк, мятежник, публицист, топограф, лекарь и учитель Дмитрий Завалишин выводил породы молочных коров и держал более 40 лошадей. Он выписывал семена по почте и раздавал их крестьянам. Вдумайтесь! - семена по почте! А почта исключительно на лошадиной тяге. Это же… сколько времени семена из Европы шли в Забайкалье?

Кстати, сад Владимира Раевского в иркутском селе Олонки сохранился до сегодняшнего дня. Тот же Раевский выводил у себя на огороде особо крупные арбузы. Его примеру последовали окрестные жители, и скоро дешевые и сладкие олонские арбузы стали вытеснять с рынка дорогие, привозимые издалека, из европейской России. Алексей Юшневский под Иркутском первым стал разводить кукурузу. Михаил Кюхельбекер сам, своими руками, в селе Баргузин возделал три гектара земли, огородил их и посеял хлеб. Это был первый хлеб, посеянный на баргузинской земле. Следом за ним и крестьяне начали расчищать землю под посевы - так в этих краях началось хлебопашество. Более того, политссыльный Кюхельбекер хлопотал перед начальством о том, чтобы крестьяне были снабжены картофелем для посадки.

История пятая. О том, как декабристы лечили людей.

Декабрист Фердинанд Вольф, в прошлом, во время Отечественной войны 12-го года штаб-лекарь 2-й армии, отбывал наказание в Читинском остроге. Он был образованным и искусным врачом. Сначала он лечил только своих товарищей в тюремных казематах, потом начал лечить и тюремщиков, и постепенно стал оказывать помощь всем, кто к нему обращался: служащих и рабочих завода, горожан-читинцев и даже бурят из дальних кочевий. Когда его перевели в Тобольск, то там при местной тюрьме он без всякого вознаграждения исполнял обязанности врача. Когда он умер, то провожать доктора в последний путь вышел весь Тобольск. Очевидец похорон декабрист Владимир Штейнгель описал это так: "Длинный кортеж тянулся до самой могилы. Между простыми людьми слышны были рассказы о его бескорыстной помощи страждущим - это лучшая панегирика доктору Вольфу!"

Когда в середине 19-го века на Тобольск обрушилось страшное бедствие - холера, декабристы Бобрищев-Пушкин, Фонвизин и Свистунов вместе со своими женами, рискуя жизнью, ухаживали за больными. Михаил Кюхельбекер успешно лечил русских, бурят и тунгусов в Баргузине. Нарышкин с женой оказывали медицинскую помощь населению в Кургане. Шаховской - в Туруханске, вездесущий Дмитрий Завалишин - в Чите, Ентальцев, Якушкин, Пущин - в тюменском ЯлУторовске. Друг и однокурсник Пушкина Иван Пущин потом вспоминал об этом так: "Масса нас всех принимает за лекарей и скорее к нам прибегает, нежели к штатному доктору, который всегда или большей частью пьян и даром не хочет пошевелиться".

История шестая. О том, как сибирское изгнание мужей разделили 11 женщин.

Самая лучшая шутка про жён декабристов звучит так: они поехали за мужьями в Сибирь, и испортили им всю каторгу. Это конечно смешно. Но и грустно. Потому как, на самом деле, они их очень сильно поддержали. Поступок 11-ти женщин можно смело назвать подвигом. Ведь в те годы Сибирь была не такой благоустроенной как сегодня. Ни тебе электричества, ни стиральных машин, ни канализации, ни компьютеров с интернетом, ни модных магазинов, ни кафе. Глушь, тайга, отсутствие дорог, и мужья в острогах. Известно, что когда Екатерина Трубецкая, прибыв в Сибирь, увидела в щель тюремного забора мужа в оборванном тулупчике и в кандалах, то потеряла сознание.

Итог всему вышесказанному. У современника, который близко наблюдал жизнь изгнанников на поселении, есть следующие слова: "Декабристы в тех местностях Сибири, где они жили, приобретали необыкновенную любовь народа". Их действительно любили и уважали. Потому, что, даже находясь в стесненных условиях, они помогали людям. Они строили и пахали. Они лечили и учили. Они приносили пользу людям и Отечеству.

А сколько бы всего хорошего, вечного и доброго они могли бы ещё сделать в своей жизни для своей страны, если бы однажды холодным декабрьским утром не вышли на Сенатскую площадь.