Одна просторная дорога торная. Онлайн чтение книги крылатые и бескрылые глава четырнадцатая. По ней идут Лишь души сильные, Любвеобильные

_
"Некрасов-гражданин..." Некрасов не укладывается весь в это понятие, не умещается в него.
Истинный Некрасов не имеет ничего общего с тем шаблонным представлением певца народного горя, к которому мы привыкли. Да, народный заступник (никогда принципиально не пользовался плодами крепостного труда, не владел людьми), но и барин (лакеи любимому псу прислуживали), и эстет (простонародное имя «Фёкла» жены переменил на более благозвучное «Зинаида»), и, между прочим, западник, игрок, делец, великий предприниматель, человек необузданных страстей, с поэтическим бесстрашием и беспощадностью изображавший в стихах самого себя («погрузился я в тину нечистую мелких помыслов, мелких страстей»). И при этом - Поэт, благороднейшая душа, нежное страдающее сердце, «галлюцинант человеческих мук», «гений уныния», неделями одержимый хандрой, вечно казнимый терзаньями совести, гложимый чувством неизбывной вины.
В 1855 году он писал Боткину: «Во мне всегда было два человека, один - вечно бьющийся с жизнью и с тёмными силами, а другой - такой, каким меня создала природа».

После Пушкина и Лермонтова Некрасов не пошёл за ними, а создал свою собственную поэзию, свои ритмы, свои созвучия, свой тон. «Пути, утоптанные гладко, я пренебрёг... я шёл своим путём». Некрасов создал новый стиль, новую поэтику, ввёл в русскую литературу унылые скорбные интонации и интонации сатирические, фельетонные.

Многие не принимали, да и сейчас не принимают всерьёз поэзию Некрасова. Тому, кто воспитан на Пушкине, Баратынском, Тютчеве, этих величайших и тончайших мастерах русского стиха, некрасовская лира может показаться грубой, неказистой, стилистически неуклюжей. Тургенев как-то заявил, что «в стихах Некрасова поэзия не ночевала». Фет называл его «псевдопоэтом», отчитывая в посвящённых ему стихах. Споры о Некрасове в литературе ведутся уже давно.

Но представьте себе, что вынули вдруг, изъяли из нашей души некрасовские строки: «О Волга! Колыбель моя! Любил ли кто тебя как я?» «Назови мне такую обитель...» «Что ты жадно глядишь на дорогу...» «Еду ли ночью по улице тёмной...» «Поздняя осень. Грачи улетели...» «Однажды в студёную зимнюю пору...» «В полном разгаре страда деревенская...» «Есть женщины в русских селеньях...» «Не ветер бушует над бором...» «Я лиру посвятил народу своему...» Изъять всё это — то же, что изъять душу, любовь. Так полно выражает поэзия Некрасова нашу национальную сущность. Не любить, не понимать, не знать Некрасова — значит не знать, не понимать, не любить России.

Казалось бы, некрасовская тема ушла. Когда-то он сам предсказывал: «Прости меня, страна моя родная: бесплоден труд, напрасен голос мой!» А между тем его поэзия и сейчас - стоит лишь вчитаться повнимательней - ощущается как живое, насущное явление. Причин для этого много. И, может быть, главная - высота нравственного примера. Темы, как бы значительны они ни были, устаревают, отменяются. Но нравственные критерии, и, прежде всего, сострадание к чужим несчастьям - остаются. Вот послушайте, как современно звучат эти строки, вроде бы навязшие в зубах со школьных лет:
_

Средь мира дольнего
Для сердца вольного
Есть два пути.
Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую,
Каким идти?
_

Одна просторная
Дорога - торная,
Страстей раба,
По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.
_

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.
Кипит там вечная,
Бесчеловечная
Вражда-война
_

За блага бренные.
Там души пленные
Полны греха.
На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.
_

Другая - тесная
Дорога, честная,
По ней идут
Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд.
_

За обойденного,
За угнетенного -
По их стопам
Иди к униженным,
Иди к обиженным -
Будь первый там!
_

Дело не в том, что Некрасов сыграл в своё время определённую роль, а в том, что он жив до сих пор - как Пушкин, Лермонтов или Тютчев. И возникающий время от времени бунт против них, обещания сбросить с парохода современности и приговорить к насильственному забвению - кто Чернышевского, кто Горького, кто Некрасова - наивность и глупость. Это уже вошло в состав нашей крови.
_

Дни идут... всё так же воздух душен,
дряхлый мир - на роковом пути...
Человек - до ужаса бездушен,
слабому спасенья не найти!
_

Но... молчи, во гневе справедливом
ни людей, ни века не кляни:
волю дав лирическим порывам,
изойдёшь слезами в наши дни...
_

Это писалось в 1877 году. А как будто сейчас... Или это:
_

Горе! Горе! Хищник смелый
ворвался в толпу!
Где же Руси неумелой
выдержать борьбу?
_

Плутократ, как караульный,
станет на часах,
и пойдёт грабёж огульный,
и случится - крррах!
_

Это из поэмы «Современники». А как будто о наших современниках речь.
_

Где вы - певцы любви, свободы, мира
и доблести? Век «крови и меча»!
На трон земли ты посадил банкира,
провозгласил героем палача...
_

Толпа гласит: «Певцы не нужны веку!»
И нет певцов... Замолкло божество...
О, кто ж теперь напомнит человеку
высокое призвание его?
_

Прости слепцам, художник вдохновенный,
и возвратись! Волшебный факел свой,
погашенный рукою дерзновенной,
вновь засвети над гибнущей толпой!
_

И уж совсем в наши дни корнями уходит стихотворение о так называемых переменах:
_

Новое время - свободы, движенья,
земства, железных путей.
Что ж я не вижу следов обновленья
в бедной отчизне моей?..

Никто как бог!
Не ест, не пьёт
Меньшой сынок,
Гляди - умрёт!

Дала кусок,
Дала другой -
Не ест, кричит:
"Посыпь сольцой!"

А соли нет,
Хоть бы щепоть!
"Посыпь мукой", -
Шепнул господь.

Раз-два куснул,
Скривил роток.
"Соли ещё!"-
Кричит сынок.

Опять мукой...
А на кусок
Слеза рекой!
Поел сынок!

Хвалилась мать -
Сынка спасла...
Знать, солона
Слеза была!..

Запомнил Гриша песенку
И голосом молитвенным
Тихонько в семинарии,
Где было темно, холодно,
Угрюмо, строго, голодно,
Певал - тужил о матушке
И обо всей вахлачине,
Кормилице своей.
И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлачине
Слилась, - и лет пятнадцати
Григорий твёрдо знал уже,
Что будет жить для счастия
Убогого и тёмного
Родного уголка.

Довольно демон ярости
Летал с мечом карающим
Над русскою землёй.
Довольно рабство тяжкое
Одни пути лукавые
Открытыми, влекущими
Держало на Руси!
Над Русью отживающей
Иная песня слышится:
То ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над нею, души сильные
Зовёт на честный путь.

Средь мира дольнего
Для сердца вольного
Есть два пути.

Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твёрдую, -
Каким идти?

Одна просторная
Дорога - торная,
Страстей раба,

По ней громадная,
К соблазну жадная
Идёт толпа.

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.

Кипит там вечная,
Бесчеловечная
Вражда-война

За блага бренные.
Там души пленные
Полны греха.

На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.

Другая - тесная
Дорога, честная,
По ней идут

Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд.

За обойдённого,
За угнетённого -
По их стопам

Иди к униженным,
Иди к обиженным -
Будь первый там!

И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поёт над русским юношей, -
Немало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара божьего,
На честные пути,
Немало их оплакала
(Пока звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина,
Как ни забита барщиной
И рабством - и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца.
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.

Светило солнце ласково,
Дышало утро раннее
Прохладой, ароматами
Косимых всюду трав...

Григорий шёл задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми берёзами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбуждённая
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:

"В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперёд улетаю.
Ещё суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.

Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.

Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина,

И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове "набор"
Подобен был ужасу казни?

Довольно! Окончен с прошедшим расчёт,
Окончен расчёт с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином.

И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Ещё ты в семействе - раба,
Но мать уже вольного сына!"

Сманила Гришу узкая,
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие
Крестьянки Гришу встретили
Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала.
Он в лес ушёл. Аукаясь,
В лесу, как перепёлочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжётся солнышко;
Ушёл к реке. Купается, -
Три дня тому сгоревшего
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасённая,
Недавно побелённая,
Как белая коровушка
На выгоне, стоит.
Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем,
Всё спит ещё, немногие
Проснулись: два подьячие,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несёт - как лист дрожит.
Восстав со сна с молитвою,
Причёсывает голову
И держит на отлёт,
Как девка, косу длинную
Высокий и осанистый
Протоерей Стефан.
По сонной Волге медленно
Плоты с дровами тянутся,
Стоят под правым берегом
Три барки нагружённые:
Вчера бурлаки с песнями
Сюда их привели.
А вот и он - измученный
Бурлак! походкой праздничной
Идёт, рубаха чистая,
В кармане медь звенит.
Григорий шёл, поглядывал
На бурлака довольного,
И с губ слова срывалися
То шепотом, то громкие.

Песнь Ангела Милосердия.

Средь мира дольного
Для сердца вольного
Есть два пути.

Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую:
Каким идти?

Одна просторная -
Дорога торная,
Страстей раба,

По ней громадная,
К соблазну жадная,
Идет толпа.

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.

Кипит там вечная
Бесчеловечная
Вражда-война

За блага бренные...
Там души пленные
Полны греха.

На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.

Другая - тесная
Дорога, честная,
По ней идут

Лишь души сильные,
Любвеобильные
На бой, на труд

За обойденного,
За угнетенного,
Умножь их круг,

Иди к униженным,
Иди к обиженным -
И будь им друг!

Другие статьи в литературном дневнике:

28.04.2015. Зинаида Гиппус- Нелюбовь.
26.04.2015. Н. А Некрасов отр. поэмы Кому на Руси жить хорошо
22.04.2015. Некрасов-Человек и гражданин. Отрывок поэмы Красив
02.04.2015. Мороз по коже... , уметь бы так писать!!!

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Души сильные
Зовет на честный путь.

Средь мира дольного
Для сердца вольного
Есть два пути.

Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую:
Каким идти?

Одна просторная -
Дорога торная,
Страстей раба,

По ней громадная,
К соблазну жадная,
Идет толпа.

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.

Кипит там вечная
Бесчеловечная
Вражда-война

За блага бренные…
Там души пленные
Полны греха.

На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.

Другая – тесная
Дорога, честная,
По ней идут

Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд

За обойденного,
За угнетенного -
Умножь их круг,

Иди к униженным,
Иди к обиженным -
И будь им друг!

И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поет – ей внемлют чистые, -
Немало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара Божьего,
На честные пути,
Немало их оплакала
(Увы! Звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина,
Как ни забита барщиной
И рабством – и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца…

Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:

В минуты унынья, о Родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю,
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.

И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове «набор»
Подобен был ужасу казни?

Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином.

И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе раба,
Но мать уже вольного сына!..

Сманила Гришу узкая,
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие
Крестьянки Гришу встретили
Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала,
Он в лес ушел. Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжется солнышко;
Ушел к реке. Купается, -
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасенная,
Недавно побеленная,
Как белая коровушка
На выгоне, стоит.
Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем.
Всё спит еще, не многие
Проснулись: два подьячие ,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несет – как лист дрожит.
Восстав от сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит наотлет,
Как девка, косу

Солёная

Никто как бог!
Не ест, не пьет
Меньшой сынок,
Гляди - умрет!

Дала кусок,
Дала другой -
Не ест, кричит:
"Посыпь сольцой!"

А соли нет,
Хоть бы щепоть!
"Посыпь мукой",-
Шепнул господь.

Раз-два куснул,
Скривил роток.
"Соли еще!"-
Кричит сынок.

Опять мукой...
А на кусок
Слеза рекой!
Поел сынок!

Хвалилась мать -
Сынка спасла...
Знать, солона
Слеза была!..

Запомнил Гриша песенку
И голосом молитвенным
Тихонько в семинарии,
Где было темно, холодно,
Угрюмо, строго, голодно,
Певал - тужил о матушке
И обо всей вахлачине,
Кормилице своей.
И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлачине
Слилась,- и лет пятнадцати
Григорий твердо знал уже,
Что будет жить для счастия
Убогого и темного
Родного уголка.

Довольно демон ярости
Летал с мечом карающим
Над русскою землей.
Довольно рабство тяжкое
Одни пути лукавые
Открытыми, влекущими
Держало на Руси!
Над Русью отживающей
Иная песня слышится:
То ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над нею, души сильные
Зовет на честный путь.

Средь мира дольнего
Для сердца вольного
Есть два пути.

Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую,-
Каким идти?

Одна просторная
Дорога - торная,
Страстей раба,

По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.

Кипит там вечная,
Бесчеловечная
Вражда-война

За блага бренные.
Там души пленные
Полны греха.

На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.

Другая - тесная
Дорога, честная,
По ней идут

Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд.

За обойденного,
За угнетенного -
По их стопам

Иди к униженным,
Иди к обиженным -
Будь первый там!

И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поет над русским юношей,-
Немало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара божьего,
На честные пути,
Немало их оплакала
(Пока звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина,
Как ни забита барщиной
И рабством - и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца.
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.

Светило солнце ласково,
Дышало утро раннее
Прохладой, ароматами
Косимых всюду трав...

"В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.

И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе - раба,
Но мать уже вольного сына!"

Сманила Гришу узкая,
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие
Крестьянки Гришу встретили
Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала.
Он в лес ушел. Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжется солнышко;
Ушел к реке. Купается,-
Три дня тому сгоревшего
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасенная,
Недавно побеленная,
Как белая коровушка
На выгоне, стоит.
Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем,
Всё спит еще, немногие
Проснулись: два подьячие,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несет - как лист дрожит.
Восстав со сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит на отлет,
Как девка, косу длинную
Высокий и осанистый
Протоерей Стефан.
По сонной Волге медленно
Плоты с дровами тянутся,
Стоят под правым берегом
Три барки нагруженные:
Вчера бурлаки с песнями
Сюда их привели.
А вот и он - измученный
Бурлак! походкой праздничной
Идет, рубаха чистая,
В кармане медь звенит.
Григорий шел, поглядывал
На бурлака довольного,
И с губ слова срывалися
То шепотом, то громкие.